О добре, зле и прочих мелочах
20.10.2019
Обзорная статья Игоря Солунского о творчестве Г.Л.Олди. Статья была написана в 1993 г. для первого тома из двухтомника Г.Л. Олди, который собиралось выпустить издательство "Северо-Запад" (СПб). В результате пожара в издательстве двухтомник в свет не вышел. Статья нигде не публиковалась.
1
В жизни все не так, как на самом деле.
Станислав Ежи Лец
Как известно, в жизни все действительно не так, как на самом деле... На самом деле есть простое и всем понятное добро, есть столь же простое и вполне отвратительное зло, положительный Герой традиционно противостоит отрицательному Злодею, не щадя сил и живота своего, - и, в итоге, добро в лице Героя побеждает, сокрушив все злодейские препоны и сравняв с землей все злодейские же твердыни. Это если на самом деле...
А в жизни нет-нет, да и возникает наивный и риторический вопрос: а что, собственно, есть добро, и что есть зло? И как быть, если сегодняшнее добро внезапно обернется завтрашним злом, а сегодняшнее зло может запросто оказаться великим благодеянием - но уже послезавтра?! И куда зачислить тех, кто творит "добро, неотличимое от зла, и зло, неотличимое от добра"?
Вот этот-то вопрос вместе с только что приведенной цитатой и задал читателям появившийся на книжном небосклоне дотоле никому неизвестный писатель - Генри Лайон Олди...
Стоп? Подождите! Причем тут уважаемый мистер Олди?! Ведь на обложке книги значатся совсем другие авторы! Впрочем, мы уже предупреждали, что в жизни все не так, как на самом деле. Потому что такой писатель есть на самом деле. А в жизни есть два совершенно разных человека - Дмитрий Громов и Олег Ладыженский, которые однажды встретились и сотворили нечто этакое, ни на одного, ни на другого непохожее. Чем не рождение нового писателя? А дальше начались курьезы.
Во-первых, литературного младенца надо было как-то окрестить. Во-вторых, дело-то происходило в годы, мягко скажем, "раннепостперестроечные", когда господин читатель, радуясь граду ранее запретных плодов западной фантастики, привередливо воротил свой изысканный нос от всего "посконно-совкового" - и то же самое делало большинство издателей, чей нос и по сей день напоминает указатели времен Великой Отечественной - "На Запад!" Соответственно, стандартом качества и спроса стала надпись: "Маde in USА. Перевод с английского г-на Пупкина".
И остались бы наши - авторы в бесконечном списке молодых (после - тридцати), начинающих (после восьмого романа), малоизвестных широкому кругу читателей (широко известных в узком кругу критиков) и так далее - если бы не родилась у них благословенная мысль: "А чем мы хуже?? Назовемся имечком позаковыристей и добавим всеми желанное "перевод с английского"! А в качестве псевдонима используем анаграмму из наших имен и фамилий: Г(ромов)енри Ла(дыженский)йон 0л(ег)ди(ма)." На этом закончилось во-вторых и началось в-третьих.
В-третьих, Г.Л. Олди вдруг понравился читателю. В первом томе серии "Перекресток. Элитарная фантастика" роман "Живущий в последний раз" вместе с повестью "Витражи патриархов" стали подлинными "хитами" сборника, полностью затмив Говарда и Каттнера - честных и неподдельных американцев - с которыми пребывали под одной обложкой. Надобно заметить, что и тот, и другой были представлены одними из лучших своих вещей: Говард - повестями "За Черной рекой" и "Багряная цитадель", а Каттнер - рассказами "Назовем его демоном", "Сын несущего расходы" и "Здесь был гном". Кстати, переводы были сделаны теми же Громовым и Ладыженским. Псевдоимпортный Олди пришел к финишу первым, чему сам был немало удивлен. В-четвертых, (как следствие третьего) начались письма читателей, и Олегу Ладыженскому пришлось повесить у двери новый, более объемистый почтовый ящик. Текст писем был примерно одинаков: "...уважаемые Переводчики и Составители, нельзя ли узнать хоть что-нибудь об этой неизвестной нам звезде мировой фантастики?!" Пришлось спешно придумывать биографию и называть какие-то произведения по принципу: "Сказавший А да скажет Б". Ну и соответственно, отвечая настойчивым просьбам читателей, пришлось оные произведения писать. За покладистого мистера Олди. И даже некоторые из них издавать.
В-пятых, сразу на двух фэновских "конвенциях" роман "Живуший в последний раз" был признан "лучшей переводной вещью 1992 года". Восторженных фэнов не смутило даже появление на страницах романа "Дорога", ходившего к тому времени по столбовым дорогам СНГ в ксерокопиях и перепечатках, вполне "совкового" антуража -читатели удовлетворились объяснением, что мистер Олди - большой друг Советского Союза. Да и "Книжное обозрение" посвятило мистеру Олди несколько теплых слов в статье "Веселые призраки литературы", - правда, намекнув на возможность мистификации.
Ну и в-шестых, вся эта история - прекрасный пример принятия желаемого за действительное. И вот почему: при всей нашей нелюбви к минувшему или неминувшему "совку", "застою" и т.д., при всей иронии относительно "самой читающей страны в мире", наш читатель (в лучших проявлениях) воспитан хорошей русской - или, если хотите, русскоязычной - литературой, которая была и есть литература скорее вопросов, нежели ответов.
Западная же фантастика во многом построена на диаметрально противоположной традиции: "Мы не ставим проблем - мы просто рассказываем истории". Именно этим была обусловлена, например, весьма прохладная встреча Станислава Лема на Западе, в отличие от нашей аудитории, где его поняли и оценили.
Далее произошло следующее: наш отечественный читатель, с головой окунувшийся в изобилие импортной фантастики, с ужасом обнаружил - большая часть этих книг с клыкастыми монстрами и легионерами космоса на обложках патологически проста (чтобы не сказать - примитивна). Прочитав десять "забойных" американских романов, можно взять одиннадцатый, прочитать на треть и рассказать, что будет дальше, и чем все это закончится. Потом, если желаете, можно взять следующий - но теперь для предсказания вам хватит четверти или и того меньше. При всех хитросплетениях и наворотах сюжета мысль в подобной литературе предельно прямолинейна, а развитие идей или мировоззрения обычно попросту отсутствует (исключения можно пересчитать по пальцам).
И вынырнувшему из книжного водоворота читателю становится грустно: с одной стороны, динамика событий - вещь хорошая, но со стороны другой, мозги и душа от такой динамики норовят впасть в летаргию.
Именно в эту нишу и вписался Генри Лайон Олди - а на самом деле Олег Ладыженский и Дмитрий Громов, которые соединили напряженный сюжет, где действие не прекращается ни на секунду, со столь же увлекательной эволюцией идеи, которая объявляется на последней странице совсем непохожей на ту, какой она была на первой. Дав тем самым многострадальному читателю пищу для чувств и ума, которой ему так не доставало. Иными словами, спокойно и ненавязчиво заставляя сопереживать и думать. Согласитесь, что это уже немало.
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
... Генри Лайон Олди родился в Англии, в маленьком городке Вэспюн-Супер-Мэр, в 1945 году, 27 марта. В 1947 году отец будущего писателя, миссионер церкви Св. Патрика, переезжает вместе с семьей в Британский протекторат в центральном районе Гималаев - княжество Бутан. В связи с дальнейшей оккупацией Тибета Китайской Народной Республикой вся семья была интернирована в район Южной Монголии, откуда вместе с опиумным караваном, после длительных мытарств, попала в Пакистан. В результате происшедших событий неудачливый миссионер все более проникается идеями буддизма направления "Махаяна"...
2
Что истина, что ложь, на дальних мирах, где нет течения времени, и где историю заменяет миф?
Урсула Ле Гуин
Поставим вопрос иначе. Что есть добро и зло, и какое это имеет отношение к правде и лжи? Потоми что мы прекрасно знаем, что такое "ложь во спасение" и "убийственная правдах. Очень трудно марионетке отличить добро от зла и ложь от правды, когда ее достают из сундука и начинают дергать за ниточки во имя высоких идеалов.
Чтобы различать, ей нужно перестать быть марионеткой - то есть разобраться, понять и, поняв, сделать свой выбор. Не случайно приведенный в первом эпиграфе афоризм Ежи Леца так настойчиво возникает на страницы произведений Ладыженского и Громова - потом)" что кроме прямого смысла: все происходит в жизни не так, как предполагалось изначально - он имеет и иной смысл, прямо противоположный: хоровод жизненных событий - лишь ширма, скрывающая суть, то, что на самом деле. И, в этом смысле, мы все живем в мире, подобном миру Рокканон, где история существует, как миф - то есть последовательность фактов, не поддающихся трактовке. За каждым событием, за каждым предметом или человеком тянется его тень - его суть. А для того, чтобы видеть, как сказала все та же Урсула Ле Гуин, "нужен не только свет, но и тень" - ибо невозможно видеть в мире без теней: смотреть - да, но не видеть.
Не случайно в последнем романе Ладыженского и Громова "Восставшие из рая", который будет опубликован в следующей книге настоящего издания, люди, живущие ЧУЖОЙ сутью, не отбрасывают тени.
Да, люди - а не оборотни, вампиры или прочая нечисть... Только объединив события и суть, можно попытаться понять - нет, нечто есть истина, но хоть что-нибудь! Закон Порченых, заставляющих бессмертных гладиаторов (для краткости - бесов) вечно драться на арене на потребу публике - это зло? Пустотник Даймон, играющий судьбами людей, как шахматными фигурами - это зло? ("Дорога"). А смертоносные Скользящие в сумерках, салары, защищающие людей от оборотней - это добро? ("Сумерки мира"). Но меняется точка зрения - и оказывается, что проклятые оборотни - тоже люди. просто немного не такие, и хотят они всего лишь спокойной жизни, а люди жгут их леса, травят их, как зверей, и салары-благодетели уже не Скользящие в сумерках, а Мертвители.
Или салар Сигурд Ярроу и оборотень-волк Солли Шайнхольмский, объединившиеся против еще более страшного врага, общего врага, чтобы создать сверхоружие - Книгу Небытия - они-то творят добро?! Увы. результат их добра становится "комом мерзейшей моши природы. стремящимся... вырваться, выползти через своих владельцев - своих рабов" ("Живущий в последний раз").
В романах Громова и Ладыженского добро и зло постоянно меняются местами, становясь двойниками друг друга, пока не сливаются в единое целое, подобное древнему символу "Инь-Ян" - черное перетекает в белое, но содержит в себе его зародыш, а белое, истончаясь, переходит в черное, в свою очередь неся его в себе. Это жизнь. Или это на самом деле? Как разобраться?..
И сразу хочется вспомнить еще один афоризм древних, который не раз заявит о себе в этой книге- Не мы идем по пути, но Путь проходит через нас...
Путь. Дорога.
И слово "Дорога" возникает сразу же, вынесенное в заглавие первого романа сборника. Действительно, сюжеты произведений Громова и Ладыженского похожи на сказки странствий, когда герою надо пройти трижды девять царств и стоптать три пары железных башмаков, чтобы достичь заветной цели. И вот мечется по странному городу Согд уставший от бессмертия гладиатор Марцелл, и катит по бесконечным дорогам старенький "Жигуленок" с обычными ребятами - Андреем, Арсеном, пацаном Виталькой; катит, заезжая в такие дебри, что аж жуть берет, и хочется суеверно прошептать: "Чур меня!" или перекреститься; и с двух сторон мира через горы Муаз-Тай и пустыню Карх-Руфи бредут навстречу друг другу двое обессиленных путников, салар Сигурд Ярроу и оборотень Солли Шайнхольмский - Уходящие за ответом; и уходит из Города к перевалу Тау-Кешт лекарь Джакопо Генуэзо, и машет рукой сотник Серебряных веток Джессика цу-Эрль, уходящий из привычной жизни, да и из жизни вообще... Что ищут они? Марцелл ищет смерти и любви, одинаково невозможных для лишенного Права на смерть; экипаж злосчастных "Жигулей" - моря и выхода из фантасмагории повседневности, где все еще страшнее от того. что до смешного обыденно - и пьяный сержант ГАИ, и средневековый зал суда с тем же усатым "гаишником" в роли свидетеля, и солдаты, уныло ловящие сбежавшего тигра, и сам безымянный городок, где комедия норовит обернуться трагедией автомата, пляшущего в руках - человеческих ли?.. Всеобыденно - и бессмысленно, и страшно. "Уходящие за ответом" ищут оружия против неведомого врага, оружия или хотя бы знания. Лекарь Джакопо - виновника того, что в городе слишком много людей стало умирать со страхом в глазах...
Но, преодолевая дорогу, чем дальше, тем больше превращающуюся в Дорогу, все они меняются сами, и вожделенный ответ уже не выглядит так, как предполагалось изначально. Ведь еще в середине своего пути герои, запутавшись в перевертышах добра и зла, понимают - ответ не всегда соответствует вопросу; а в конце обнаруживают банальную, но от того не менее важную истину: ответ надо искать в самом себе. Искать ответ и свое место во вновь обретенной картине мира. Ибо нет в мире места для абстрактных сил добра или зла - их приносят в мир люди. А правда и ложь не имеют особого значения, когда бушует вечный поединок Бытия и Небытия, Жизни и Не-Жизни, когда люди - лишь фигуры на шахматной доске.
Герои понимают это. И отказываются быть фигурами. Тема поединка вечных стихий, пожалуй, оказывается центральной для всего сборника, и вопрос ставится для героев так: "На чьей ты стороне?" Сперва кажется - все просто. Вот Бездна Голодных глаз, вот Некросфера - голое отрицание жизни, и, следовательно, человек становится ее врагом автоматически, поскольку - живой. Но...
Вот это "но" и никак не дает расслабиться. Потому что победить Небытие можно лишь "смертию смерть поправ", потому что смерть, осознанная смерть - неотъемлемая часть жизни, а лишившись Права на смерть, человек перестает быть человеком. И вот бессмертный Марцелл и смертный Андрей, объединившись в одно Я, идут умирать, а за их спиной угадывается хитрый прищур Большой Твари. Зверя, стоящего у начала времен. И опять все непросто, и оказывается, что на другом полюсе по отношению к Не-Жизни, к Небытию стоит нечеловек. Большая Тварь там стоит, стоит и ухмыляется, - концентрированное воплощение физического Бытия. Бытия любой ценой...
В романе "Дорога" герои все-таки останавливают Небытие, но уже в следующей книге Не-Жизнь вновь просачивается в мир, воплощаясь в людей-варков, Не-Живущих, но пьющих чужую жизнь. Да, это враг, одинаково страшный и для Девятикратно Живущих, и для оборотней-Перевертышей, и для просто людей - враг, ради борьбы с которым сумели объединиться непримиримые Хозяин Волков и Танцующий-с-Молнией. С помощью теней из, казалось бы, давно ушедшего прошлого (кто же ожидал увидеть вживе самих Пустотника Даймона и беса Марцелла?!) они создают свое сверхоружие - Книгу Небытия.
Чтобы победить дракона, рождается еще более страшный дракон, против небытия в человеческом облике выходит небытие в чистом виде, и непонятно, что страшнее - воплощенное небытие или оно же, но постоянно ищущее воплощения.
И находящее его. В Звере.
Так, в финале "Сумерек мира" смыкаются на мит два полюса вселенского противоборства - абсолютное бытие с абсолютным небытием - и оказывается, что оба полюса одинаково неприемлемы для человека. Страшен варк, впустивший в себя Не-Жизнь, но страшен и человек, впустивший в себя Большую Тварь, потому что становится "зверее зверя"!..
Об этом - о человеке на распутьи - следующий роман сборника, "Живущий в последний раз". Герой его - урод среди Девятикратно Живущих и девятикратно умирающих, но он же- урод среди не умирающих, но и Не-Живущих варков. Он - Живущий в последний раз. Положение изгоя, для которого неприменимы абсолютно все законы и обычаи. позволяет взглянуть на окружающий мир чуть-чуть со стороны... И оказывается, что человек может быть хуже варка в том мире, где чашу весов склонил к себе Зверь. Спасители-салары теперь - чуть ли не тайная полиция, благородные Серебряные ветки жгут и убивают "ступенчатой смертью, до последнего Ухода" не только родственников (ведь младший варк вначале может пить жизнь только из своих, из близких), но и просто "имеющих касательство" к делу - на всякий случай... И вокруг пьянь, грязь, кабаки и бордели. Если так НУЖНО во имя борьбы за человека - то почему так бесчеловечно?!
И мечется Эри в поисках ответа на вопрос: "Как нужно?", проходя путь от ученика деревенского знахаря до одного из Верхних варков - и нигде не находит ответа, пока не обретает его вместе с Лаик - своей горькой любовью из Не-Живущих. Быть или не быть? Быть - но человеком. Просто человеком. Рождающимся, умирающим и живущим - в первый и последний раз. Человеком, стоящим на границе между Жизнью и Не-Жизнью. и поддерживающим равновесие.
В последней повести сборника "Страх" Якоб-Джакопо, человек из той же неугомонной породы "Уходящих за ответом", тоже находит свой ответ и свое место - по тому, что нельзя дать чаше весов склониться в ту или другую сторону. Да, он не должен впустить Страх в Город. Страх Небытия, но и Книгу на алтаре Сарта-Ожидающего он не тронет. Не писать судьбы пришел он в этот мир - то есть учить и утверждать свою правду, а читать - то есть понимать и выбирать.
Таково нелегкое Бремя Уходящих за ответом, вечно стоящих на грани между Бытием и Небытием в их конкретных проявлениях - поддерживать шаткое равновесие в мире силами своего разума и души (невелики они, но не проси большего, ибо - не для тебя...), а значит, понимать и выбирать. Каждый раз - заново. Но об этом - совсем другие книги Олега Ладыженского и Дмитрия Громова.
3
...Если мяса с ножа ты не ел ни куска
Если руки сложа наблюдал свысока...
В.Высоцкий
"-Учитель, - спросил ученик, - когда лев бросается на слона, и когда он бросается на робкого сайгака - он вкладывает в удар одинаково великую силу. Что за дух движет львом?
- Дух искренности - ответил учитель."
Из диалогов Дзэн
Есть еще одна особенность книг Ладыженского и Громова, о которой стоило бы поговорить. Все в них рельефно - вещь и тень, событие и суть, в жизни и на самом деле. Не случайно в фантасмагорической биографии Г.Л.Олди появились строки о влиянии идей буддизма на его творчество - авторы и не скрывают своей приверженности этой философской концепции. А один из главных принципов Дзэн - будь в том, что делаешь. То есть - искренность...
Поэтому, если писать - то так, чтоб верили. А иначе разгуливают по страницам нашей и ненашей фантастики герои "из нержавеющей стали", расплодившиеся, аки крысы? И выделывают оные герои такое, для чего нужно, пользуясь словами тех же Громова и Ладыженского, "шесть ног и руку - одну, зато с восемью суставами". И хочется воскликнуть в подражание Станиславскому: "Не верю!"
А в этих книгах - веришь.
"Сигурд вспомнил, как он и еще тройка "почек", гордых серыми форменными плащами, заявились на бахчу к наставнику Фарамарзу и попросили - да нет, потребовали сократить часы занятий с каменным ядром за счет увеличения объема секирного боя. И в тот день подтвердились все легенды о дурном характере наставника Фарамарза. Тощий, костлявый Внук Богов - так именовался учитель на официальных встречах - погнал Сигурда в оружейную за топорами, заставил учеников вооружиться, а потом избил всех четверых, тщетно машущих своими секирами, избил собранными им дынями и арбузами. С тех пор Сигурд терпеть не мог поздних фарсальских дынь с шершавой твердой кожурой и липкой жижей в середине."
Потому что так и есть. Потому что авторы пишут большей частью о том, что знают сами, и знают хорошо. Много исписано страниц о махании руками и разнообразными предметами, много Конанов-Арнольдов вертят двуручный меч, как гимнастическую палку - а много ли авторов пробовали это делать сами?
Эти - пробовали, и очень основательно. Потому что Олег Ладыженский вот уже 15 лет занимается Годзю-рю - одной из базовых школ каратэ-до. И честно заработал свой черный пояс и всякие "корочки" международных категорий - которые, в отличие от пояса, так ни разу и не достал с тех пор из тумбочки. И не одна сотня его учеников (включая и вашего покорного автора этих строк) кланяется ему в начале и конце тренировок. В том числе и те, кто сам успел за это время повязать черный пояс и воспитать собственных учеников...
И не последнее место в выяснении, что же все-таки чувствует строй панцирной пехоты при атаке Орды кочевников, сыграло серьезное влечение Дмитрия Громова (тоже занимающегося Годзю-рю с 1985-го года) историческими реконструкциями и историческими ролевыми играми. Я прекрасно помню свои длительные дискуссии с Дмитрием о тактике ведения боя и традиционном вооружении тех же кочевников, о связи атакующего оружия с доспехом и их возможных сочетаниях, о разнице и сходстве в технике владения самурайским мечом-катаной и европейским мечом, и о многом другом - в стремлении выяснить, "как это было на самом деле", добиться максимально возможной искренности.
И не случайно Олег Ладыженский (по профессии - театральный режиссер) на репетициях до оскомины в зубах выяснял у актеров: "А как движется солдат? А стражник? А проститутка? А как она говорит?"
Так в жизни создавались пластические образы будущих героев книг. Более того, так родился многочасовый спектакль "Трудно быть богом", по одноименному роману братьев Стругацких. И опять будущие соавторы действовали вместе: писал инсценировку и ставил спектакль Олег Ладыженский, а Дмитрий Громов играл незабвенного разбойника Вагу Колесо, переодеваясь в эпизодах в серую штурмовую форму. И после финального занавеса и заключительных аккордов "Аве, Мария" Джузеппе Каччини в зале еще долго царила мертвая тишина, прежде чем начались аплодисменты...
Многие бы рискнули поставить "Трудно быть богом", что называется, "на театре"? А они - рискнули. И опять же, совсем не наивными выглядят рассуждения Громова о музыке в новеллах "Монстр" и "Смех Диониса" ("Дорога") - ведь помимо фантастики Дмитрий Громов пишет и вполне серьезные исследования современной музыки. Примером тому его книга "Творческий путь DEEP PURPLE" (Харьков, "Простор", 1992 г). Да и герои книг Громова и Ладыженского, в общем-то, мы с вами, господа читатели - такие, какие мы есть, или какими могли бы стать, если бы попали в совсем уж странные обстоятельства...
Кстати, на базе Харьковского Регионального центра ролевых игр и исторических реконструкции "Варяг" подавляющим большинством голосов было решено: в мае 1994-го года провести в окрестных лесах игру по роману небезызвестного Генри Лайона Олди "Сумерки мира". По поступившим заявкам уже сейчас смело можно сказать, что региональная игра успешно переросла в международную (список команд-участников из разных городов и стран не привожу по причине экономии бумаги и читательского времени). До сих пор подобные игры для "взрослых" проводились либо на чисто историческом материале, либо по Д. Р. Толкиену, так что судите сами...
В общем. Громов с Ладыженским пишут новый роман, а заодно точат мечи, латают доспехи, разрабатывают правила игры и готовятся проверить жизнеспособность своего сюжета в полевых условиях. Надо заметить, что помимо влияния жизни, наши авторы испытали и мощные литературные влияния, в частности - братьев Стругацких. которые оставили неизгладимый след в творчестве всего молодого поколения фантастов. Это проявляется в некоторых стилистических особенностях языка, в излишней, возможно, любви к переходам от просторечных жаргонов к "высокому штилю", в некоторых оборотах сюжета и т.п. Впрочем, Громов и Ладыженский пишут в жанре, весьма близком к "фэнтэзи", который сами авторы полушутя, полусерьезно окрестили "философским боевиком", - и с той же степенью правоты можно было бы поговорить о влиянии Толкиена, Желязны или Саймака. Да и о ком из писателей можно сказать, что они избежали чьего-нибудь влияния? Кто сам без греха, пусть и бросает первый камень, а я не берусь, и другим не советую...
Но, опять же, Ладыженский и Громов выгодно отличаются от многих, потому что гораздо заметнее влияние на них всей мировой литературы в самых разных ее проявлениях. и весьма прочен культурный слой, на котором строится литературная канва их произведений. А это дает "простор для маневра", позволяя говорить с читателями разными языками: от иронично-восточного диалекта и певучего сказа в "орнаментах" "Страха" до изящной игры в пост-модерн в некоторых эпизодах "Дороги" и "Живущего в последний раз". Вот, дескать, смотрите - как это в мировой литературе, а как - у нас! И, безусловно, "производит глубокое..." эрудиция авторов, свободно разговаривающих в своих романах то языком Конфуция, то Гарсиа Лорки, а то и скандинавских саг или какого-нибудь "Нюргун Боотура Стремительного". Или просто реконструирующих нечто совесем иное, стоящее как бы "до всего" - первоисточник мифа, легенд и суеверий... Право же, это не часто встречается в современной фантастике, усиленно подменяющей реализм унылыми признаками быта или создающей уж совсем стерильно-отвлеченное действо.
Может быть, именно поэтому на ялтинском семинаре "Румбы фантастики" и было сказано нашим авторам в кулуарах одним из уважаемых членов редколлегии: "Если бы вашу "Дорогу" Лем написал, мы бы ее уже завтра напечатали. А так - ну кто вы такие?" А другой, не менее уважаемый член вышеупомянутой редколлегии написал даже рецензию (тщательно хранимую с тех пор Громовым и Ладыженским), где, сравнив для начала удивленных авторов с Достоевским и почему-то с Шопегауэром, вынес вердикт: "Роман элитарен. А посему плохо укладывается в ложе изданий, рассчитанных на 100-тысячный тираж и коммерческую цену."
Да, согласен, Громов и Ладыженский плохо укладываются в прокрустово ложе псевдокоммерческих изданий. А мы с вами, дорогой читатель, мы с вами в него хорошо укладываемся?! Не жмет?..
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Олег Ладыженский и Дмитрий Громов родились в 1963-м году, в конце марта (соответственно 23-го и 30-го), под знаком Овна. После традиционного детсадовского, а затем и школьного периода (во время которого оба умудрились ходить в одну и ту же литературную студию, практически не будучи знакомы друг с другом) оба будущих соавтора поступают в институты: Культуры и Политехнический - и по окончанию оных становятся: Громов - химиком, Ладыженский - режиссером. Через четыре месяца Олег Ладыженский открывает театр-студию "Пеликан", а Дмитрий Громов приходит туда, обуянный актерским пылом - и происходит роковая встреча! Начинаются спектакли: " Обыкновенное чудо" Е. Шварца, "Жажда над ручьем" Ю. Эдлиса, "Автобус" С. Стратиева, где на премьере Олег без подготовки заменяет тяжело заболевшего Дмитрия, а на следующий день героический Громов встает с одра и на таблетках а энтузиазме играет второй спектакль, и неплохо играет, надо заметить!). "Трудно быть богом" братьев Стругацких...
И осенью 1990-го года Громов и Ладыженский пишут свои первый совместный рассказ, потом второй, а потом это входит у них в привычку и продолжается по сей день. Надо сказать, что через полгода после начала совместного творчества Дмитрий Громов категорически отказался идти на защиту собственной диссериации, чем поверг в ужас родных и близких - в это время создавался роман "Живущий в последний раз", и химии пришлось уступить!
С тех пор у Олега и Дмитрия родилось восемь романов, две повести, несколько дюжин рассказов, а так же появились на свет маленький Громов и подрастающая Ладыженская - чему немало рады жены наших соавторов. Да и работают они - соавторы, а не жены! - с завидной плодовитостью, лишь изредка споря, кто из них - главный...
В Начале было Слово. Давайте попробуем процитировать слова некоторых Начал...
"...Желтый песок арены, казалось, обжигал глаза. Я поморгал воспаленными веками и медленно двинулся по дуге западных трибун, стараясь оставлять центр строго по левую руку. Я был левшой. Некоторых зрителей это почему-то возбуждало..."
"...Так далеко он еще никогда не забирался. Лес изучающе разглядывал одинокую человеческую фигурку, подмигивая мириадами солнечных бликов, и путник думал о тех трех жизнях, которые у него еще оставались, и об их ничтожности перед зеленой шелестящей вечностью... Кроме того. Перевертыши вторые сутки шли по его следу.
Это он знал наверняка.""... Мне не повезло - я родился уродом..."
"...Хайя-алаль-фаллах иль алла-акбар! Да, это я, о мудрейший кади нашего благословенного Города, я, висак-баши у стремени великого эмира - прозванный людьми Алямафрузом, что значит "Украшение мира", и преданный..."
Начало. Начало Пути. И, значит, сейчас нас приглашают в мир. Мир живых людей - страдающих, ищущих и умирающих. Войдите в него, если хотите; переверните страницу и почувствуйте, "как Время идет горлом" - если, конечно, вы действительно согласны спрашивать, потому, что хотите понимать.